Задание №50863 ЕГЭ по Русскому языку

(1) Сережка Тюленин был самым младшим в семье и рос, как трава в степи.

(2) Все десять старших уже были при деле, а Сережка, младший, хотя и учился, а рос, как трава в степи: не знал своей одежки и обувки - все это переделывалось, перешивалось в десятый раз после старших, и был он закален на всех солнцах и ветрах, и дождях и морозах, и кожа у него на ступнях залубенела, как у верблюда, и какие бы увечья и ранения ни наносила ему жизнь, все на нем зарастало вмиг, как у сказочного богатыря.

(3) И отец, который хрипел, свистел и дудел на него больше, чем на кого-либо из детей своих, любил его больше, чем кого-либо из остальных.

(4) - Отчаянный какой, а? - с удовольствием говорил он, поглаживая страшный ус свой. (5) - Правда, Шурка? - Шурка - это была шестидесятилетняя подруга его жизни, Александра Васильевна.

(6) - Смотри, пожалуйста, а? (7) Никакого бою не боится! (8) Совсем как я мальцом, а? Кха-кха-кхаракха... - и он снова кашлял и дудел до умопомрачения.

(9) У тебя орлиное сердце, но ты мал, плохо одет, на ногах у тебя цыпки. (10) Как бы ты повел себя в жизни, читатель? (11) Конечно, ты прежде всего совершил бы подвиг? (12) Но кто же в детстве не мечтает о подвиге, - не всегда удается его совершить.

(13) Если ты ученик четвертого класса и выпускаешь на уроке арифметики из-под парты воробьев, это не может принести тебе славы. (14) Директор - в который уж раз! - вызывает родителей, то есть маму Шурку, шестидесяти лет.

(15) "Дед", Гаврила Петрович, - с легкой руки Александры Васильевны все дети зовут его "дедом", - хрипит и дудит и рад бы дать тебе подзатыльника, да не может дотянуться и только яростно стучит клюшкой, которой он даже не может пустить в тебя, поскольку она поддерживает его иссохшее тело. (16) Но мама Шурка, вернувшись из школы, отвешивает тебе полнокровную затрещину, которая горит на щеке и ухе несколько суток, - с годами сила мамы Шурки только прибывает. 

(17) А товарищи? (18) Что товарищи! (19) Слава, недаром говорят, - дым. (20) Назавтра твой подвиг с воробьями уже забыт.

(21) И в один из дней, ничем как будто не отличных от других дней твоей жизни, ты внезапно выпрыгиваешь со второго этажа школы во двор, где все ученики школы предаются обычным во время перерыва невинным развлечениям. (22) В полете ты испытываешь краткое, как миг, пронзительное удовольствие - и от самого полета, и от дикого, полного ужаса и, одновременно, желания заявить о себе в мире, визга девчонок в возрасте от первого класса до десятого. (23) Но все остальное несет тебе только разочарования и лишения.

(24) Разговор с директором очень тяжел. (25)Дело явно идет к исключению тебя из школы. (26) Ты вынужден быть грубым с директором оттого, что ты виноват. (27) Впервые директор сам приходит в мазанку твоих родителей на "Шанхае".

(28) - Я хочу знать условия жизни этого мальчика. (29) Я хочу, наконец, знать причины всего этого, - говорит он значительно и вежливо. (30) И в голосе его звучит оттенок упрека родителям.

(31) И родители - мать с мягкими, круглыми руками, которые она не знает, куда деть, потому что она только что таскала ими из печи чугуны и руки черны от сажи, а на матери даже нет передника, чтобы обтереть их, и отец, до крайности растерявшийся, примолкший и пытающийся встать перед директором, опираясь на свою клюшку, - родители смотрят на директора так, будто они действительно во всем виноваты.

(32) А когда директор уходит, впервые никто не ругает тебя, от тебя словно бы все отворачиваются. (33) "Дед" сидит, не глядя на тебя, и только изредка покрякивает, и усы у него вовсе не воинственные, а довольно унылые усы человека, сильно побитого жизнью. (34) Мать все хлопочет по дому, шаркает ступнями по земляному полу, стучит то там, то здесь, и вдруг ты видишь, как, склонившись к отверстию русской печки, она украдкой смахивает слезу черной от сажи, прекрасной, старческой круглой рукою своею. (35) И они словно говорят всем видом своим, отец и мать: "Да ты вглядись в нас, ты вглядись, вглядись в нас, кто мы, какие мы!"

(36) И ты впервые замечаешь, что старые родители твои давно уже не имеют что надеть к празднику. (37) В течение почти всей своей жизни они не едят за общим столом с детьми; а едят особняком, чтобы их не было видно, потому что они не едят ничего, кроме черного хлеба, картошки и гречневой каши, лишь бы детей, одного за другим, поднять на ноги, лишь бы теперь ты, младший в семье, стал образованным, стал человеком.

(38) И слезы матери пронзают твое сердце. (39) И лицо отца впервые кажется тебе значительным и печальным. (40) И то, что он хрипит и дудит, это вовсе не смешно - это трагично.

(41) Гнев и презрение дрожат в ноздрях у сестер, когда то одна, то другая вдруг взметнет на тебя взгляд над вязаньем. (42) И ты груб с родителями, груб с сестрами, а ночью ты не можешь спать, тебя гложет одновременно и чувство обиды и сознание своей преступности, и ты беззвучно утираешь немытой ладошкой две скупые слезинки, выкатившиеся на твои маленькие жесткие скулы.

(43) А после этой ночи оказывается, что ты повзрослел.

(По А. Фадееву)